Мир закона

Лагутин Р. А. — магистрант 2 курса Академии правоохранительных органов при Генеральной прокуратуре Республики Казахстан

УДК 34.343.3/.7

ЭВОЛЮЦИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ ДАЛЬНЕЙШЕГО РАЗВИТИЯ В РЕСПУБЛИКЕ КАЗАХСТАН ПОДХОДОВ ПО ПРОТИВОДЕЙСТВИЮ ЛЕГАЛИЗАЦИИ (ОТМЫВАНИЯ) ДОХОДОВ, ПОЛУЧЕННЫХ ПРЕСТУПНЫМ ПУТЕМ

ҚАЗАҚСТАН РЕСПУБЛИКАСЫНДА ҚЫЛМЫСТЫҚ ЖОЛМЕН АЛЫНҒАН КІРІСТЕРДІ ЗАҢДАСТЫРУҒА (ЖЫЛЫСТАТУҒА) ҚАРСЫ ІС-ҚИМЫЛ ЖАСАУ ТӘСІЛДЕРІНІҢ ЭВОЛЮЦИЯСЫ ЖӘНЕ ОДАН ӘРІ ДАМЫТУ ПЕРСПЕКТИВАЛАРЫ

EVOLUTION AND PROSPECTS OF FURTHER DEVELOPMENT IN THE REPUBLIC OF KAZAKHSTAN OF APPROACHES TO COMBATING LEGALIZATION (LAUNDERING) OF PROCEEDS FROM CRIME

Ключевые слова: преступная деятельность, легализация (отмывание) доходов, криминальные доходы, «теневая» экономика, конвенция, коллизия, уголовная ответственность.

Түйін сөздер: қылмыстық қызмет, кірісті заңдастыру (жылыстату), қылмыстық кірістер, «көлеңкелі» экономика, конвенция, коллизия, қылмыстық жауапкершілік.

Key words: criminal activity, legalization (laundering) of income, criminal proceeds, «shadow» economy, convention, collision, criminal liability.

В отечественной и зарубежной научно-юридической литературе широко распространено мнение, что легализация (отмывание) денег и (или) иного имущества, полученных преступным путем, является порождением капиталистической системы.

С этим сложно спорить, т.к. капитализм, основанный на частной собственности и свободе предпринимательства, создает условия для использования, владения и распоряжения имуществом, а также для прироста капитала. При этом, учитывая, что основной целью капиталистических отношений является получение максимальной прибыли при минимальных затратах, отдельные предприниматели для достижения таких целей порой идут на различные ухищрения, в т. ч. уклонение от уплаты налогов, привлечение в свой бизнес явно криминальных средств, их дальнейшее отмывание и т. д.

Считается, что «отмывание денег» (Laundering of monetary instruments) заро­дилось в США в 20-е годы прошлого века, когда американская организованная преступность стала отмывать деньги, полученные преступным путем через сеть автоматических прачечных, буквально смешивая легальные финансовые ресурсы с преступными.

Однако, это не совсем так — намного раньше, точно такой же криминальный промысел зародился в государствах, пострадавших от последствий Первой мировой войны.

Как известно следствием Первой мировой войны стало падение 4-х мировых империй, сопровождавшиеся выплатой контрибуций в пользу стран-победитель­ниц, в т. ч. передачей им проигравшей стороной заморских территорий, являв­шихся существенным источником доходов для метрополий, глубоким кризисом их экономики, распространением в этих странах и подконтрольных им террито­риях радикальных настроений, деформацией общественных ценностей, правовым нигилизмом.

Все это, в итоге, способствовало росту в них корыстной преступности, кото­рая стремилась воспользоваться плодами своей противоправной деятельности, путем обмена похищенного имущества у нечистоплотных дельцов на денежные средства либо иные блага и преимущества.

Точно такая же ситуация наблюдалась и в Российской империи и входивших в его состав национальных единицах.

Характерным примером служит спекулятивное получение сверхприбылей и различных злоупотреблений со стороны чиновников и предпринимателей, подвя­завшихся от имени Земгора и Земского Союза поставлять продукты питания и обмундирование для российской армии. Товары, порой, поступали некачествен­ные, а то и испорченные, при этом, у чиновников данных организаций процвета­ло стяжательство, в т. ч. значительные расходы на приобретение для личных нужд дорогостоящих товаров, работ и услуг (в какой-то степени это привело к деморализации и «разложению» армии)[1].

Весь XX век для территорий, входивших в состав в начале Российской импе­рии, а затем и Советского государства, выдался крайне тяжелым. Ряд по большей части неудачных военных конфликтов, в которые не без участия геополитиче­ских противников было втянуто царское правительство, его недальновидная эко­номическая политика привели к росту протестного настроения, двум революци­ям, в конечном итоге, падению Правительства и смене социально-экономической формации.

Указанные потрясения сопровождались коллапсом экономики, разгулом пре­ступности, накоплением ей значительного объема экономических средств, пло­дами которых она, к сожалению, для нее не могла воспользоваться ввиду ужесто­чения отношения к ней со стороны представителей «новой» власти, приравняв­ших борьбу с преступностью, с различными анархистскими и деклассированны­ми элементами, с контрреволюцией.

К слову, с пойманными на месте преступления злоумышленниками не цере­монились и без лишних слов «ставили к стенке» «по законам революционного времени».

Одновременно была организована бескомпромиссная борьба со спекуляцией, способствовавшей приобретению и сбыту краденого имущества, являвшейся по сути протолегализацией доходов, полученных преступным путем.

Борьба с экономической составляющей преступности, стимулировавшей ее существование и рост, вылилась в организацию компании по ликвидации част­ных рынков, на которых осуществлялась псевдолегализация, и открытии госу­дарственных магазинов по распределению предметов первой необходимости по твердым ценам[2].

Однако, жесткая регламентация общественной жизни не позволяла в полной мере восстановить разрушенную гражданской войной и иностранной интервен­цией народное хозяйство и экономику, победить царившей на территории страны голод.

В этой связи, Советское правительство вынуждено было пойти на беспреце­дентные меры, отказавшись от ранее провозглашенной политики «военного ком­мунизма» и заменив ее НЭП-ом, имевшим целью введение частного предприни­мательства и возрождение рыночных отношений, с восстановлением народного хозяйства.

Именно в тот период, на территории советских республик, в полной мере проявило себя отмывание преступных доходов, когда была разработана класси­ческая схема маскировки источника их происхождения, выражающаяся в смеши­вании накопленных криминальных ресурсов с доходами легального, но не совсем рентабельного бизнеса.

Так, по сведениям Юрия Ларина (Лурье М.А.) криминальное спекулятивное накопление, а так же уцелевшие у бывших владельцев промышленных предприятий запасы золота, к началу НЭП-а (1921 г.) составляли около 150 млн. руб., а за неполные два года их накопления возросли в 3 раза, до 500 млн.[3]

Накоплению и легитимизации «теневых» доходов способствовала корруп­ция, создавшая условия для превращения органов государственного управления в орудие преступления, а их должностных лиц в активных участников «теневых» схем.

При этом только за три года (с 1922 по 1925 годы) хищения путем злоупо­требления служебным положением и растраты выросли на 375 %, а взяточниче­ство на 158[4].

В. А. Карлеба считает, что в создании криминального капитала того времени и его приросте не последнее место занимает легализация (как мы ее понимаем сегодня) похищенных государственных средств через сеть фиктивных мелких частных предприятий, которая осуществлялась организованными преступными группами с участием государственных чиновников и сотрудников государствен­ных предприятий. Так, к примеру, по данным Наркомата торговли за 1925-1926 годы, более 35 % товаров, произведенных государственными предприятиями, на­селение приобрело у частных предпринимателей, при этом, государственные ор­ганы реализовали частным торговцам всего 15 % изделий. То есть 20 % этих то­варов, имевших вероятно незаконное происхождение, на сумму не менее 25 мил­лионов золотых рублей были легализованы через предприятия розничной част­ной торговли[5].

Следует отметить, что в советское время рыночные методы по оздоровлению экономики путем введения отдельных элементов рыночных отношений предпринимались, по крайней мере, дважды: в уже указанный период НЭПа (1921-1931 гг.) и Перестройки (с конца 80-х годов XX века). При этом, кооперативное движение осуществлялось на протяжении всего советского периода, периодиче­ски подвергаясь гонениям, чем создавались условия для ухода капитала в «тень» и «отмывания» доходов через систему государственных предприятий[6].

Таким образом, тезис о принадлежности «отмывания» доходов капиталистической системы является несостоятельным, т. к. такое явление присуще любой об­щественно-экономической формации «новейшего» времени: как капиталистической, так и социалистической.

На такие выводы наталкивают выводы профессора В. В. Лунеева, изложенные им в монографии о причинах преступности «Преступность XX века. Ми­ро­вые, региональные и российские тенденции». В частности, он полагает, что пре­ступность никоим образом не связана с какой-либо политической системой, а ха­рактеризуется снижением государственного контроля за сферой общественных отношений, ослаблением правоохранительной системы, а также развитием ры­ночных отношений и смещения акцента на защиту прав и свобод человека, со­здающего трудности для доказывания виновности подозреваемого лица[7].

Этого же мнения, исходя из контекста подготовленной ими статьи, придер­живаются С.В. Тишков, Р.Р. Алабердеев и Ю.В. Латов, отметившие, что в начале 60-х гг. прошлого столетия «теневая» экономика разрослась «в связи с либерали­зацией экономической политики и ослаблением, из-за реорганизаций профессио­нального ядра службы БХСС»[8].

В этом случае, учитывая изложенное, более приемлемым считаем соотноше­ние отмывания доходов с наличием рыночных отношений, создающих условия для использования частной собственности, а также как ответ криминальных кру­гов на меры, предпринимаемые правоохранительными органами по противодей­ствию введению в легальный оборот преступных средств.

До начала 90-х годов прошлого века легализация (отмывание) доходов, по­лученных преступным путем, в СССР и его союзных республиках не была кри­минализирована.

Несмотря на это, с данным протопреступлением (не осознавая этого) боро­лись, правда, другими методами — путем выявления, раскрытия и расследования основных (предикатных) преступлений, осуждения и изоляции совершивших их лиц и конфискации их имущества, а также принятия аналогичных мер в отноше­нии лиц, оказывающих им содействие в реализации и приобретения имущества, полученных преступным путем[9].

Несмотря на то, что из года в год количество регистрируемых корыстных преступлений и лиц, осужденных за их совершение, увеличивалось (по сведениям профессора В. В. Лунеева «в 60-е годы XX века доля корыстных преступлений оценивалась в 40-45 %, в конце 80-х — в 75, а в настоящее время — более 80 %»)[10], правоохранительные органы сравнительно не плохо сдерживали «теневую» экономику.

В рамках выполнения поставленных задач органами государственной без­опасности и ОБХСС в разное время были раскрыты схемы хищения преступными группами социалистической собственности и их последующей «протолегализа­ции».

При этом, по сведениям уже указанных С. В. Тишкова, Р. Р. Алабердеева и Ю. В. Латова «теневыми дельцами», в целях создания условий для придания пра­вомерного вида владению и пользованию своими незаконными средствами, были разработаны схемы отмывания «грязных денег», например, через систему выиг­рышей по облигациям государственных займов или дорогих предметов по де­нежно-вещевым лотереям, вступление в наследство, дарение и т. д.

О результативности работы органов правопорядка того времени может сви­детельствовать раскрытие ряда резонансных дел таких как «Дело Хейфеца-Ев­геньева», «Дело Моспродторга», «Дело фирмы «Океан», «Азербайджанское де­ло», «Медуновское дело», «Хлопковое дело» и ряда других, в ходе расследования которых были изъяты денежные средства, ювелирные изделия, предметы искус­ства[11], в т. ч. переданные на хранение третьим лицам[12].

К примеру, в результате обысков, проведенных по адресам проживания, про­ходящих по «Хлопковому делу» бывшего начальника ОБХСС УВД Бухарской области Музафарова А. и первого секретаря Бухарского обкома партии Каримова А., а также их связей изъято материальных ценностей, в т. ч. золотых изделий на сумму 3 млн. и 20 млн. рублей, соответственно.

Однако, как правило, такие дела носили единовременный, по большей части, ангажированный характер и обуздать в полной мере «теневую» экономику «позднего» СССР не смогли.

Одним из методов борьбы с протолегализацией являлось выявление и пресе­чение деятельности лиц, занимающихся приобретением и сбытом имущества, по­лученного преступным путем.

При этом, как в УК КазССР 1959 года (ст. 17)[13], так и в 2-х последних Уго­ловных кодексах РК (ст. 28)[14] заранее обещанное приобретение имущества, по­нимаемое получателем как добытое преступным путем, признается соучастием в совершении основного преступления и требует привлечение такого лица (лиц) к ответственности по соответствующей статье Уголовного кодекса.

В то же время, заблаговременно не обещанное приобретение или сбыт иму­щества, добытого преступным путем, в Уголовном кодексе Казахской ССР пре­следовалось по двум статьям: ст. 78 «Приобретение или сбыт социалистического имущества, приобретенного преступным путем» и ст. 139 «Приобретение или сбыт имущества, приобретенного преступным путем».

При этом, квалифицирующим признаком ст. 78 УК КазССР является совер­шение действий по приобретению или сбыту такого имущества в виде промысла, под которым подразумевается совершение указанных действий на регулярной основе[15], т. е. она была уже направлена против профессиональных скупщиков краденого.

В то же время, ст. 139 УК КазССР была направлена на легализацию имуще­ства, приобретенного в результате совершения преступлений против личной соб­ственности. Она была введена в начале 90-х годов XX века, после снятия каких-либо ограничений на частную собственность и просуществовала до мая 1995 года, когда с прекращением существования отношений социалистической соб­ственности эти две статьи были скомпилированы в одну.

В соответствии с положениями международных конвенций в данной обла­сти, в т.ч. регламентирующих вопросы криминализации действий по «отмыва­нию» доходов, полученных преступным путем, одним из способов придания ле­гитимного характера криминальным средствам является «приобретение, вла­де­ние или использование имущества, если в момент его получения известно, что такое имущество представляет собой доходы от преступлений»[16].

Как известно, легализация (отмывание) доходов, полученных преступным путем, непосредственно связана с корыстной преступностью, т.е. она эксплуати­рует корыстные мотивы преступников в части создания условий для обладания на квазизаконных основаниях благами, полученными неправомерным путем, а также укрытие этих средств и источников их происхождения от внимания со сто­роны правоохранительной системы.

В этом свете видится, что преследование указанной категории лиц за приоб­ретение либо сбыт имущества, полученных преступным путем, несмотря даже на то, что само деяние на тот период не было признано криминальным, вполне мо­жет в реалиях сегодняшнего дня отнесено к одним из направлений борьбы с от­мыванием преступных доходов.

Тем более что не все преступники настроены на создание прикрытия и доку­ментального закрепления источников происхождения своих доходов. По большей части, они трансформируют преступные ресурсы в другую форму и просто ими пользуются, а в случае возникновения к ним вопросов по данному поводу дока­зывание законности происхождения такого имущества возлагается на органы правопорядка.

В 1990 году СССР ратифицировало принятую двумя годами ранее Конвен­цию ООН о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и пси­хотропных веществ.

Однако, несмотря на изложенные в ней требования о криминализации дей­ствий, связанных с «отмыванием» криминальных доходов, в то время и даже не­сколько позже данные «пожелания» исполнены не были. С этим были связаны оп­ределенные объективные и субъективные причины, характеризующиеся цент­робежными процессами в стране, выделением из нее национальных единиц, раз­ложением и снижением профессионализма в органах государственной власти и управления.

В этих условиях казахстанские правоохранительные органы были вынужде­ны использовать те инструменты, которые им были доступны, а именно, путем выявления и изоляции лиц, совершивших предикатные преступления, привлече­ние пособников к ответственности по соответствующим статьям Уголовного ко­декса, в т. ч. ст. ст. 78, 139 УК, изъятия и конфискации их имущества.

В мае 1995 года в Уголовном кодексе КазССР (УК КазССР действовал до 1998 года, хотя Казахская ССР прекратила свое существование в 1991 году) впервые была введена статья, предусматривающая ответственность за легализа­цию (отмывание), однако, она носила несколько противоречивый, усеченный ха­рактер: «ст. 165-5. Использование денежных средств и иного имущества, приоб­ретенных или добытых преступным путем, для занятия предпринимательской или иной не запрещенной законом деятельностью»[17].

Исследование международных конвенций, действовавших на тот период и принятых позднее, а также уголовного законодательства ряда развитых стран ми­ра (Великобритания, Франция, Германия) показало, что ни в одном из этих нор­мативных правовых актов не содержится цель, в которых используются либо бу­дут использованы «отмытые» средства.

Аналогичный результат показывает и изучение Модельного уголовного ко­декса для государств-участников СНГ и уголовного законодательства стран ближ­него зарубежья.

Исключение составляет уголовное законодательство США, в § 1956 которого указано, что «отмывание» доходов может преследовать ряд намерений, в т. ч. в целях уклонения от уплаты налогов либо избежания требований о представлении отчетности по сделкам. То есть, цель, заложенная в диспозиции ст.165-4 УК КазССР, является модифицированной нормой, транслированной из американского законодательства.

Исходя из представленной редакции ст.165-5 УК, следует, что вопрос о соз­да­нии условий для владения и пользования такими средствами не обстоит, т. к. данное имущество уже находится в распоряжении субъекта предикатного пре­ступления, его доверенных или третьих лиц, и они в полной мере своим псев­доправом пользуются для прироста его стоимости, либо получения иных благ и преимуществ. Не стоит речь и о владении/ распоряжении данным имуществом в личных либо противоправных (например, приобретение транспортного сред­ства либо недвижимости для занятия преступной деятельностью) целях, а также о принятии преступниками мер по сокрытию источника его происхожде­ния и создания условий для его легитимизации.

Зададимся вопросом о причине введения в уголовное законодательство ста­тьи именно в такой, а не иной редакции.

Официальные источники, способные дать хоть какое-то разъяснение на по­добный вопрос, в свободном доступе отсутствуют (если они существуют вообще).

В то же время, единственным логичным объяснением, на наш взгляд, может быть предположение, что ст. 165-4 УК КазССР должна была применяться в паре со ст. 78, как ее квалифицирующий состав, либо в совокупности с основной ста­тьей за соучастие в совершении преступления.

Однако, задуманный учеными и практиками тандем статей, в силу ряда причин, вероятно связанных с реорганизацией правоохранительных органов, сопря­женной с вымыванием из ее рядов профессионального ядра, так и не заработал. Подобная ситуация сохраняется и по сей день.

Другой вопрос, требующий разрешения — это причины скоропалительной криминализации легализации (отмывания) доходов без проведения предвари­тельной работы, предусматривающей проработку и ратификацию международ­ных документов в данной области (первая конвенция в данной области была ра­тифицирована РК только в 1998 году, через 3 года после введения в УК целевой нормы), принятие законодательного акта, регламентирующего вопросы противо­действия этому противоправному явлению (принят только в 2009 году, уполно­моченный орган — КФМ МФ РК был создан годом ранее).

Ответ на данный вопрос лежит на поверхности, и ответить на него, на наш взгляд, не представляет какой-либо сложности.

Криминализация в Казахстане отмывания доходов, полученных преступным путем, произошла в условиях затяжного экономического кризиса, когда вновь созданной независимой республике необходимы были экономические партнеры — «друзья», способные оказать содействие в преодолении кризисных явлений, в т. ч. путем поставки необходимых товаров, а также выступить в поддержку рес­публики при рассмотрении вопроса о предоставлении ей денежных средств со стороны международных кредитных организаций, таких как МВФ и Всемирный банк.

Одним из необходимых условий для получения обещания в их содействии являлись подкрепленные реальными действиями намерения по активизации борьбы с легализацией (отмыванием) доходов, полученных преступным путем, в т. ч. путем унификации в данной области норм законодательства.

То есть норма о введении в уголовное законодательство нормы о криминали­зации легализации (отмывания) преступных доходов было осуществлено в усло­виях целенаправленного влияния США и стран Западной Европы, в период, когда в Казахстане еще не были созданы условия, позволяющие извлечь пользу от борь­бы с этим противоправным явлением.

Эта норма просуществовала в УК КазССР в неизменном виде чуть более 2-х лет, до прекращения действия самого Уголовного кодекса.

Следующий этап эволюции законодательства в сфере противодействия лега­лизации (отмывания) доходов, полученных преступным путем, сопряжена с при­нятием в 1997 году «нового» Уголовного кодекса, в рамках которого была введе­на ст. 193 УК, предусматривающая ответственность за «совершение финансовых операций и других сделок с денежными средствами или иным имуществом, приобретенным заведомо незаконным путем, а равно использование указанных средств или иного имущества для осуществления предпринимательской или иной экономической деятельности»[18].

Данная редакция основательно отличалась от конструкции предыдущей нормы, существенно расширив диапазон применения инкриминируемых деяний с «использования» до «совершения финансовых операций и других сделок», т. е. также предусматривающих совершение различных действий, направленных на «камуфлирование» источников происхождения такого имущества, а также созда­ние новой реальности, когда таким средствам и производным от них придается легитимный вид.

Однако, в дефиницию ст.193 УК помимо положительных моментов был транс­лирован и проблемный элемент, характеризующийся выявленной нами выше целью легализации — «использование указанных средств или иного иму­ще­ст­ва для осуществления предпринимательской или иной экономической деятель­но­с­ти», законодательно исключив при этом возможность использования «отмытых» средств в иных целях, т.е., таким образом, исключается преследование и привле­чение к ответственности лиц, оказывающих в этом содействие.

Наряду с этим, в юридический оборот введен термин «финансовая опера­ция», которому, однако до сих пор, не дано какое-либо четкое определение ни в Уголовном кодексе, ни в других смежных целевых нормативных правовых актах, регулирующих вопросы финансово-экономической деятельности.

Помимо этого, в «новой» дефиниции существенно расширяется понятие пред­мета преступления, под который подводятся «денежные средства или иное имущество, приобретенное заведомо незаконным путем»[19].

То есть была создана беспрецедентная ситуация, когда к уголовной ответ­ственности за легализацию теоретически могло быть привлечено лицо, приоб­ретшее имущество в результате совершения как уголовного преступления, адми­нистративного правонарушения, так и гражданского деликта.

Еще одним спорным элементом является введение в конструкцию статьи по­нятия «заведомости», подразумевающей под собой осведомленность лица о про­тивоправном происхождении имущества и иных ресурсов, заранее до совершения действий по легализации, которая вступает в конфронтацию с требованиями меж­дународных конвенций, из положения которых следует, что «осознание, намере­ние или цель как составные элементы правонарушения … могут быть установле­ны из объективных фактических обстоятельств дела»[20], т. е. конкретных дей­ствий, свидетельствующих о том, что лицо, либо знало о источнике происхожде­ния средств, либо должно было об этом догадываться.

В целом, первоначальная редакция диспозиции ст. 193 УК представляет со­бой симбиоз отдельных элементов ст.165-4 УК КазССР и сокращенного меха­ни­ческого перевода нормы §1956 федерального уголовного законодательства США.

В 1998 году Парламентом РК ратифицирована Венская конвенция о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ, в рамках которой заложены требования по криминализации «отмывания» преступ­ных доходов, а также заложено видение международного сообщества на кон­струкцию диспозиции данного преступления.

В 2004 году, по истечении почти семи лет после введения в уголовное зако­нодательство соответствующей нормы, с учетом накопившейся судебно-следст­венной практики Верховным Судом в рамках Нормативного постановления «О некоторых вопросах квалификации уголовных правонарушений в сфере эконо­мической деятельности» рассматриваются отдельные вопросы квалификации пре­ступных действий, подпадающих под криминальную легализацию. Однако, учитывая, что данное разъяснение дано в общих чертах, оно существенное влия­ние на повышение эффективности борьбы в данном направлении не оказало.

Несмотря на ратификацию Казахстаном в разные годы остальных конвенций (за исключением «Варшавской»), еще более структурирующих понятие крими­нальной легализации, а также признание им 40 рекомендаций FATF, первона­чальная редакция статьи почти в неизменном виде действовала около 15 лет.

Отсутствие динамики в преобразовании статьи и вычищении из нее соответ­ствующих недостатков наложило негативный отпечаток на применении ее норм при изобличении преступников, совершивших предикатные преступления, и лиц, оказывающих им содействие в укрытии имущества и доходов от противоправной деятельности.

В 2009 году был принят целевой Закон «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию тер­роризма», регламентирующий вопросы противодействия легализации преступ­ных доходов путем применения различных превентивных механизмов, а также правоохранительных мер.

Однако, при этом, была допущена коллизия юридических норм, приведшая к наличию в двух смежных юридических актах разного терминологического опре­деления одного и того же противоправного деяния и, как следствие, отсутствию единого понимания его природы.

Подобная коллизия была устранена только в середине 2015 года. При этом, оба нормативных правовых акта противоречили международным конвенциям, ратифицированным Республикой Казахстан без оговорок в установленном зако­ном порядке, в части криминализации действий, подпадающих под отмывание преступных доходов.

Дальнейшее изменение видения на конструкцию данной нормы и ее содер­жание обратили в 2013 году, когда дефиниция обрела более завершенный вид: «Со­вершение финансовых операций и (или) других сделок с денежными сред­ст­вами или иным имуществом, приобретенным преступным путем, либо иное использование указанных средств или имущества с целью сокрытия их преступного происхождения».

При этом были учтены и устранены отдельные недостатки, возникшие в результате проведения нормотворческой деятельности в предыдущие годы.

В частности, была возвращена применявшаяся в Уголовном кодексе 1959 го­да характеристика материальных ресурсов, как добытых именно преступным путем, а не каким бы то ни было иным способом.

Кроме того, цель совершения преступления заменена с «осуществления предпринимательской или иной экономической деятельности» на другие: «иное использование», «сокрытие их преступного происхождения».

Хотя, как мы уже смогли убедиться, из положений международных конвен­ций следует, что мотив и цель на квалификацию данного преступления влиять не должны, цели, изложенные в редакции 2013 года, точнее характеризуют сущ­ность легализации (отмывания), а также глубинные процессы, происходящие в сознании фигуранта преступления.

Заключительным этапом трансформации дефиниции статьи, предусматрива­ю­щей ответственность за легализацию преступных доходов, стало приведение в 2014 году статьи 193 УК в соответствие с требованиями международных конвен­ций и стандартов.

Точно такая же редакция в дальнейшем была перенесена и в «новый» Уго­ловный кодекс, принятый в этом же году.

Годом позже такие же изменения были внесены и в глоссарий целевого За­кона «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных пре­ступным путем, и финансированию терроризма».

В настоящее время дефиниция ст. 218 «нового» Уголовного кодекса и соот­ветствующее определение глоссария ст. 1 целевого закона звучит следующим об­ра­зом: «Вовлечение в законный оборот денег и (или) иного имущества, полу­чен­ных преступным путем, посредством совершения сделок путем конверсии или перевода имущества, представляющего доходы от преступлений, сокрытие или утаивание подлинного характера, источника, места нахождения, способа рас­поряжения, перемещения, прав на имущество или его принадлежность, если из­вестно, что такое имущество представляет доходы от преступлений, а равно владение и использование этого имущества».

На этом можно было бы завершить эволюцию данной нормы, т. к. в нее пол­ностью интегрированы требования международных конвенций в данной области и международных стандартов FATF.

Однако, консультанты Казахстана — эксперты МВФ, Всемирного банка, а также ЕАГ, в ходе встреч с представителями казахстанской межведомственной рабочей группой по вопросам совершенствования законодательства в сфере про­тиводействия легализации (отмывания) доходов, полученных преступным путем, неоднократно отмечали, что требования, заложенные в международных конвен­циях, являются минимальными требованиями в данной области и государство может выработать свои меры, превосходящие требования мирового сообщества.

Подобное разъяснение можно установить и в комментариях к 40 рекоменда­циям FATF, в которых, в частности, отмечается: «рекомендации устанавливают минимальные стандарты для действий, с тем, чтобы страны имели возможность их детализировать с учетом своих конкретных условий и конституционных ра­мок»[21].

Следует отметить, что вполне закономерно сопротивление национальной юридической школы внедрению в отечественную юриспруденцию зарубежных юридических норм. Но не в этом случае…

В условиях глобализации легализация, по большей части, носит междуна­родный характер, организаторы — получатели квазилегальных ресурсов стремят­ся максимально обезопасить свои капиталы путем проведения n-го количества транзакций (чем больше проведено операций, чем разнообразнее их виды — тем сложнее отследить источник происхождения этих средств), а также трансфор­мации криминальных средств в другие формы.

При этом, в указанных целях легализаторы нередко стремятся вывести свои средства из-под контроля уполномоченных органов за рубеж для того, чтобы «спрятать» эти средства путем их вложения в «белую» экономику иностранных государств, либо путем их дальнейшего возвращения в страну под видом прямых иностранных инвестиций. И не важно, куда эти средства направлены в оффшоры, либо в развитые страны мира.

Получив такие ресурсы криминальные/ полукриминальные элементы, а так­же связанные с ними структуры получают возможность влиять на экономику и политику своего государства, либо страны пребывания/ вложения своих средств, что явно противоречит интересам правительств и населения зарубежных госу­дарств, а также международных бизнескорпораций.

В этих условиях, когда в мировом сообществе на первое место вышел вопрос по защите прав человека и уголовное преследование лица, скрывающегося на «свободном западе», со стороны стран постсоветского пространства воспринима­ется критически, с подозрением на преследование по политическим мотивам, не­маловажным становится вопрос унификации законодательства, т. е. придания нормам отечественного законодательства точно такого же изложения и толкова­ния, каким они воспринимаются на международной арене.

Еще в первоначальной редакции Нормативного постановления Верховного Суда РК «О некоторых вопросах квалификации уголовных правонарушений в сфере экономической деятельности» отражено, что в случае «одновременного приобретения и легализации денежных средств или иного имущества …, винов­ное лицо должно нести уголовную ответственность по совокупности уголовных правонарушений …»[22].

При этом во всех международных конвенциях, регулирующих вопросы про­тиводействия легализации (отмывания) доходов, полученных преступным путем, отражено, что «отмыванием» преступных доходов является «приобретение, вла­дение или использование имущества, если в момент его получения было из­вест­но, что оно является доходом, добытым преступным путем»[23].

Те действия, которые в соответствии с национальным законодательством оце­ниваются, как факты криминальной легализации совершаются как это ни па­радоксально в меньшей степени, чем факты бездокументального оборота крими­нальных средств, их обмен и трансформация в другие формы. Как правило, сдел­ки с имуществом, добытым преступным путем, совершаются в других целях, не связанных с приданием правомерного вида их владению, пользованию и распо­ряжению. Т. е., по большей части, криминальный оборот «теневых» доходов остается без должного контроля.

Это в основном обусловлено тем, что обязанность объяснять источники про­исхождения имущества возложена на отдельные категории граждан, таких как предприниматели (при декларировании своих доходов), государственные служа­щие и лица, приравненные к ним.

К примеру, грабители, воры, автоугонщики по большей части легализовы­вать похищенное имущество не будут. Они сбывают это имущество, трансфор­мируя его в другую форму, без документального создания ему легитимной исто­рии происхождения, а вырученные средства просто используют для удовлетворе­ния своих интересов.

Так, в прошлом году органами внутренних дел в городе Алматы разоблачен крупный скупщик краденного, в ходе обыска коттеджа которого изъято значительное количество цифровой техники, меховых изделий, различных гаджетов и комплектующих к ним. Параллельно с ним была задержана группа сбывавших ему свою добычу воров. При этом, в ходе следствия установлено, что данное ли­цо, фактически за бесценок скупая указанное имущество, при перепродажи накручивало на него 100%-ую наценку[24].

Зачастую в скупке и перепродаже краденного имущества задействованы и ле­гальные организации, такие как ломбарды.

Так, по словам начальника второго департамента Генпрокуратуры К. Игем­баева в ходе расследования уголовных дел только за 2015-2016 годы выявлено более 700 фактов реализации краденого имущества через подобные организа­ции[25].

В этой связи, в целях усиления борьбы со скупкой краденного, еще в 2017 году Генеральной прокуратурой совместно с МВД инициирован пакет поправок по утяжелению ответственности за приобретение и сбыт краденного, которые, однако, до сегодняшнего дня не были приняты[26].

Формально, исходя из диспозиции ст. 218 УК, в подобных действиях легали­зация отсутствует, т.к. попытки по маскировке источников происхождения такого имущества не предпринимались, однако, фактически, исходя из требований меж­дународных конвенций о «приобретении, владении или использовании» — она состоялась.

В научной литературе относительно «Легализации (отмывания) доходов, по­лученных преступным путем» и «Приобретения или сбыта имущества, заведомо добытого преступным путем» сложились разные подходы к пониманию природы этих противоправных явлений.

Исходя из структуры расположения этих статей в УК РК, предусматриваю­щих ответственность за эти противоправные явления, они имеют разную приро­ду, разный объект посягательства: первая охраняет экономические интересы гос­ударства, вторая — отношения собственности.

Данный вопрос носит довольно дискуссионный характер.

Большинство ученых придерживается официальной точки зрения, изложен­ной в отечественном законодательстве (И.Ш. Борчашвили, И.И. Рогов, С.М. Рах­метов) и большинства стран постсоветского пространства (за исключением Гру­зии и прибалтийских стран), однако, имеются и иные вариации.

Так, близкой к официальной точке зрения придерживаются О. Н. Крапивина и А. Н. Ляскало, которые полагают, что «данные преступления нельзя разграни­чить, т. к. у них разные непосредственные объекты, и они не соотносятся как об­щая и специальная норма»[27].

Другой взгляд на данный вопрос у С. Н. Мухаметалина, А. С. Грызловой и Б. Колба о том, что «критерием, обусловливающим отграничение криминальной легализации, от приобретения или сбыта имущества, заведомо добытого пре­ступ­ным путем, является изменение или сохранение владельца этого имущества»[28].

Промежуточную позицию занимает известный российский ученый Б. В. Вол­женкин, который рекомендует отграничивать эти составы преступлений, на осно­вании направленности преступного умысла: «при направленности умысла кон­кретного факта приобретения или сбыта имущества, заведомо добытого преступ­ным путем, на придание правомерного вида владению, пользованию и распоря­жению им — данное преступление необходимо квалифицировать как легализа­цию»[29].

Совершенно противоположное мнение сложилось у ряда ученых таких, как И. А. Клепицкий, Л. В. Денисова и В. А. Никулина, по мнению которых эти два состава преступления нельзя разграничивать по цели, т.к. они корреспондируют как раз как общая и специальная норма. Они полагают, что уголовная ответст­венность за легализацию, как норма, появившаяся гораздо позже введения ответ­ственности за приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступ­ным путем, является специальной нормой по отношению ко второй. При этом, И. А. Клепицкий, развивая свою мысль, сообщает, что «при приобретении или сбыте имущества, полученного преступным путем, помимо корыстной преследуется и другая цель, характерная для отмывания доходов, направленная на сокры­тие преступления. Тем самым для преступника создаются необходимые условия, позволяющие воспользоваться преступным доходом. Кроме того, в подавляющем числе случаев при сбыте краденого лицо преследует именно цель «придания пра­вомерного вида» доходам от преступления – похищенное имущество (вещест­венное доказательство) трансформируется в другую форму, которая такого доказательственного значения, как краденая вещь уже не имеет»[30].

Несмотря на значительные доктринальные расхождения в позиции ученых-правоведов по данному вопросу, каждое из них имеет право на существование. Однако, принимая во внимание вышеизложенный материал, на наш взгляд, более аргументированной является позиция условной группы «Клепицкого – Никулиной».

В этом свете дальнейшее развитие уголовно-правовой нормы, предусматри­вающей ответственность за легализацию (отмывание) денег и (или) иного иму­щества, полученных преступным путем, видится путем преследования легализа­торов, в зависимости от характера совершаемых ими деяний, по двум статьям уголовного кодекса, либо по ст. 196, либо по ст. 218.

При этом дефиниции этих статей и подходы по их применению должны быть существенно модифицированы.

В частности, в редакцию ст. 196 УК должны быть инкорпорированы слова «владение, пользование и распоряжение», с одновременным исключением их из ст. 218 УК, придав дефиниции данной статьи следующий вид: «Статья 196. При­обретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем, а равно владение, пользование и распоряжение таким имуществом». Наряду с этим, в примечании к этим статьям должно быть заложено требование об обязательном исследовании всех преступлений корыстной направленности либо преступлений от средней тяжести и выше (такой подход допускается стандартами FATF) на предмет связи с легализацией преступного имущества, а также его приобретени­ем и сбытом.

Подобный подход по увязыванию «отмывания» с приобретением и сбытом противоправного имущества применяется в уголовном законодательстве Германии (§ 261), Испании (ст. 298 УК), Франции (ст. 324-1 УК), Швейцарии (ст. 160 УК) и Турции (ст. 269 УК).

Следует отметить, что практика по разделению действий, подпадающих под отмывание преступных доходов, в рамках разных юридических норм вполне успешно применяется, в США (§195, §1957) и Грузии (ст. 194 и ст. 194¹).

Так, к примеру, ответственность за отмывание преступных доходов по феде­ральному законодательству США подпадает под санкции §1956. В то же время, в соответствии с положениями §1957 «лицо, сознательно совершающее или пыта­ющееся совершить денежную сделку с преступным имуществом стоимостью бо­лее 10 тыс. долл. США, полученным в результате указанной незаконной деятель­ности, подлежит наказанию…»[31].

Аналогично, в уголовном законодательстве Грузии ответственность за поль­зование, владение вещью, приобретение, или сбыт имущества, добытого путем ­легализации незаконных доходов, преследуется в рамках самостоятельной нор­мы[32].

 

АННОТАЦИЯ

Отмывание (легализация) криминальных доходов имеет достаточно давнюю историю. Ограничившись периодом XX-XXI веков, автор затрагивает причины криминальной легализации в Европе в период кризиса, обусловленного послед­ствиями Первой мировой войны.

Кроме того, в статье рассматриваются вопросы возникновения данного про­тивоправного явления в тот же период в Российской Империи и его национальных образованиях, эволюцию легализации (отмывания) в РСФСР — СССР — Казахстане, а также совершенствование в нашей стране методов и подходов борьбы с ним в новейшее время.

ТҮЙІН

Қылмыстық кірістерді жылыстату (заңдастыру) тарихы өте ұзақ. Автор XX-XXI ғасырлармен шектеліп, Бірінші дүниежүзілік соғыстың салдарларына бай­ланысты дағдарыс кезеңіндегі Еуропадағы криминалдық заңдастыру себептерін қозғайды.

Сонымен қатар, мақалада Ресей империясында және оның ұлттық құры­лым­дарында осы құқыққа қарсы құбылыстың пайда болу мәселелері, РСФСР — КСРО — Қазақстанда заңдастыру (жылыстату) эволюциясы, сондай-ақ қазіргі уақыт­та біздің еліміздегі онымен күресудің әдістері мен тәсілдерін жетілдіру мәселелері қарастырылады.

ANNOTATION

Laundering (legalization) of criminal proceeds has a fairly long history. Limited to the period of XX-XXI centuries, the author touches on the reasons for the legalization of criminal activity in Europe during the crisis caused by the consequences of the First world war.

In addition, the article discusses the emergence of this illegal phenomenon in the same period in the Russian Empire and its national entities, the evolution of legali­zation (laundering) in the RSFSR-USSR-Kazakhstan, as well as the improvement in our country of methods and approaches to combat it in the modern time.

1. [1]        Ильина О. Эпическое воровство на Первой мировой / 1 Pasmi.ru. Первое антикоррупционное СМИ // https://pasmi.ru/archive/97846; Романов Б. Коррупция: расходы и доходы чиновников и их семей контролировались… до 1917 года // https://echo.msk.ru/blog/fedor/926419.
2. [2]      Карлеба В. А. Противодействие криминальному предпринимательству и борьба с «легализацией» (отмыванием) преступных доходов в Советской России и СССР (1918-1936 гг.) // Научный журнал КубГАУ. — 2017. — №129(05). С. 8.
3. [3]      Ларин Ю. Частный капитал в СССР (материалы судебных дел о нэпманах). — М., 1927. С. 6 // https://profilib.org/chtenie/81474/yuriy-larin-chastnyy-kapital-v-sssr.php.
4. [4]      Герцензон А. А. Борьба с преступностью в РСФСР. — М., 1928. С. 26.
5. [5]      Карлеба В. А. Указ. раб. С. 12.
6. [6]      Предприниматели Сталина: Военное обозрение // https://topwar.ru/82220-predprinimateli-stalina.html; Артели в СССР – расцвет при Сталине и уничтожение при Хрущеве: Клуб Частных Инвесторов // https://kudavlozitdengi.adne.info/arteli-v-sssr.
7. [7]      Лунеев В. В. Преступность XX века. Мировые, региональные и российские тенденции. — М.: НОРМА, 1997. С. 76.
8. [8]      Тишков С. В., Алабердеев Р. Р., Латов Ю. В. История борьбы в СССР с хищениями социалистической собственности (к 70-летию ОБХСС/ДЭБ) // Историко-экономические исследования. — 2007. — Т.8. — №1. С. 66.
9. [9]      Уголовный кодекс Казахской ССР (утратил силу с 01.01.1998г.) // http://adilet.zan.kz/rus/docs/K590002000.
10. [10]     Лунеев В. В. Указ. раб. С. 237.
11. [11]     Тишков С. В., Алабердеев Р. Р., Латов Ю. В. Указ. раб.
12. [12]     Додолев Е. …И одна ночь: Смена, август 1988 года, №1469 // http://smena-online.ru/stories/i-odna-noch/page/3; Посадки, расстрелы, самоубийства в «хлопковом деле» // https://pikabu.ru/story/posadki_rasstrelyi_samoubiystva_v_khlopkovom_dele_6521004.
13. [13]     Уголовный кодекс Казахской ССР (утратил силу с 01.01.1998г.) // http://adilet.zan.kz/rus/docs/K590002000.
14. [14]     Уголовный кодекс РК (с изм. и доп. на 05.07.2019г.) // http://adilet.zan.kz/rus/docs/K1400000226.
15. [15]     Комментарий к Уголовному кодексу Казахской ССР / Под ред. Поленова Г.Ф., Маркелова В.Н. — Алма-Ата: Казахстан, 1980. С. 195.
16. [16]     Конвенция ООН против транснациональной организованной преступности (Палермо, 2000г.) / ратиф. в соотв. с ЗРК от 04.06.2008г. №40-IV // http://adilet.zan.kz/rus/docs/Z080000040.
17. [17]     Уголовный кодекс Казахской ССР (утратил силу с 01.01.1998г.) // http://adilet.zan.kz/rus/docs/K590002000.
18. [18]     Уголовный кодекс РК (утратил силу: редакция 1997 года) // http://adilet.zan.kz/rus/archive/docs/K970000167_/16.07.1997.
19. [19]     Там же.
20. [20]     Конвенция ООН о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ (Вена, 1988г.) / ратиф. в соотв. с ЗРК от 29.06.1998г. №246 // http://adilet.zan.kz/rus/docs/ Z980000246.
21. [21]     Международные стандарты по противодействию отмыванию денег и финансированию терроризма и распространения оружия массового уничтожения // https://online.zakon.kz/Document/?doc_ id=31255265.
22. [22]     Нормативное постановление Верховного Суда РК «О некоторых вопросах квалификации уголовных правонарушений в сфере экономической деятельности» от 18.06.2004г. №2 (с изм. и доп. на 07.07.2016г.) // http://adilet.zan.kz/rus/docs/P04000002S.
23. [23]     Конвенция Совета Европы об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности (Страсбург, 1990г.) / ратиф. в соотв. с ЗРК от 04.05.2011г. №431-IV // http://adilet.zan.kz/rus/docs/Z1100000431.
24. [24]     Крупного скупщика краденого задержали полицейские Алматы // https://yandex.kz/turbo?text=https%3A%2F%2Fwww.zakon.kz%2F4944759-krupnogo-skupshchika-kradennogo.html&d=1.
25. [25]     Генпрокуратура и МВД ужесточат ответственность ломбардов за прием краденых вещей / Kazinform // https://www.inform.kz/ru/genprokuratura-i-mvd-uzhestochat-otvetstvennost-lombardov-za-priem-kradenyh-veschey_a3011320.
26. [26]     Ужесточить ответственность за скупку краденого планируют в генпрокуратуре РК / ZONA KZ // https://zonakz.net/2017/03/27/uzhestochit-otvetstvennost-za-skupku-kradenogo-planirujut-v-genprokurature-rk.
27. [27]     Крапивина О. Н. Приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого пре­ступным путем, и легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенного преступным путем: проблемы разграничения // Уголовное право: стратегия развития в XXI век: Мат-лы международ. научн.-практ. конф. (29-30 января 2004 г.). — М.: Изд-во МГЮА, 2004. С. 343.
28. [28]     Мухаметалин С. Н. Отграничение составов приобретения или сбыта имущества, заведомо добытого преступным путем от легализации (отмывания) денег и (или) иного имущества, полученных преступным путем // Правовая реформа в Республике Казахстан. — 2017. — №1 (77). С. 69.
29. [29]     Бойцов А. И., Волженкин Б. В. Уголовный закон: действие во времени и пространстве: Учеб. пос. — СПб., 1993.
30. [30]     Клепицкий И. А. Система хозяйственных преступлений. — М.: Статут, 2005. С. 534.
31. [31]     Justia US law // https://law.justia.com/codes/us/2015/title-18/part-i/chapter-95/sec.-1957.
32. [32]     Уголовный кодекс Грузии // https://matsne.gov.ge/ru/document/download/ 16426/137 /ru/pdf.